«Позоришь меня перед внучкой!» – рыдает мать

— Я несколько раз пыталась поговорить с матерью о моем детстве, – вздыхает Варвара. – Было оно далеко не сказочным. Отца у меня не было, мать родила для себя, зачем, непонятно. Ну, видимо, чтоб было в старости кому стакан воды подать… Сама по себе моя мать – человек жесткий, желчный, раздражительный. Да и времена были тяжелые. Может быть, мать, конечно, как лучше хотела, старалась воспитывать, но, как по мне, просто срывала на беззащитном ребенке свои обиды, боль, невостребованность у мужчин. Гоняла меня, как сидорову козу, за всякие мелочи. Орала, обзывала, хлестала чем под руку попадется. Но чаще всего просто ставила в угол, и я стояла там часами, еще до того, как в школу пошла. За все подряд: за разбросанные вещи, за опрокинутый стакан, за потерянные варежки… Теперь мать многое «забыла», округляет глаза: «не выдумывай, не было этого». Но я-то не дура, прекрасно помню, что было, и продолжалось лет до тринадцати, пока я не убежала из дома. Ночевала на улице, вернулась, конечно, на следующий день. Но мать испугалась, и откровенно измываться надо мной прекратила. Ну а в шестнадцать я уже уехала учиться, и с тех пор живу отдельно…

Сейчас у Вари все в порядке: муж, работа, квартира, шестилетняя дочка Светочка. И мама, внезапно превратившаяся в «идеальную бабушку». Звонит каждый день: «Привозите Свету! Я ей платье новое купила и колготки теплые, пригодятся в садик! Приезжайте, я пирог испеку с рыбой, как Света любит. А может она блинов хочет? Что лучше приготовить?»

Подписывайтесь на Телеграм-канал с реальными историями из жизни от читателей!

Варя морщится:

— Моя ли это мама? Просто совсем другой человек, не тот, что был в моем детстве! Помню, в шесть лет она меня тряпкой отхлестала за то, что я тарелку с супом опрокинула себе на новое платье. Обожглась я, конечно, но мать больше платье волновало. Содрала его с меня и побежала в ванную, отстирывать. А меня в угол поставила. До темноты. Без ужина…

После того, как сама стала матерью, Варвара такого отношения к ребенку не понимает совсем. Спрашивает у матери, почему та вела себя так или эдак, но мать делает вид, что не помнит такого. Иногда, правда, прорывается: «А ты по-другому не понимала!». Не понимала что? Вот Света сейчас прекрасно все понимает, Варя с мужем воспитывают ее без физических наказаний и крика. Иногда не слушается, как любой ребенок, но стоит начать разговаривать строгим голосом, приходит в норму. Никаких углов и «ремней» не требуется и близко. Да и Варя в детстве была послушным управляемым ребенком. Чтобы не сказать – зашуганным и забитым. И зачем были нужны эти многочасовые выстойки в углу?

Поэтому сейчас к своей дочке Варвара мать не особо подпускает. Неизвестно, что выкинет этот педагог в юбке. Хотя в своем присутствии против общения бабушки с внучкой не возражает. Хочет мать видеть внучку – пусть. Но только под присмотром.

— А дочке рассказываю честно, что детство у меня было непростым, – говорит Варвара. – Я никогда не вру ребенку. Особо тяжелые подробности не говорю, но, например, о том, что в углу стояла в наказание часами за любую провинность, дочка знает. На днях были в гостях у бабушки, и Света спросила, указывая на темный угол возле туалета: не в этом ли углу я стояла, когда маленькая была. Удивительно, но именно в нем я все детство и провела. Наказывали меня довольно часто. Если не каждый день, то два-три раза в неделю точно… И мать услышала этот разговор. С ней истерика приключилась просто: «Что ты ребенку врешь?! Не было такого! Я тебя пальцем не трогала! Позоришь меня! Все выдумываешь!»

Мать была вне себя – такой подставы от дочери искренне не ожидала. Была уверена, что Варя рассказывает дочке о бабушке только хорошее.

— Она вообще себя считает идеальной матерью. Родила, вырастила, кормила, в детдом не сдала. Все эти извечные аргументы токсиков: лучший кусок ребенку отдавала! Сама не ела, не спала, раздетая ходила. Три раза хаха… Шкафы у матери ломятся еще с тех времен, чего только нет, а я как ушла из дома с рюкзачком, там больше ничего оттуда и не взяла…

Сейчас Варваре еще обиднее, чем в детстве. Мать, выходит, у нее святая, а она – врунья. У матери теперь гипертонический криз, давление не сбивается, скорые ездят каждый день. Пожилая женщина никак не может смириться с тем, что дочь зачем-то внучке рассказала про свое детство, выставила ее извергом. Вынесла сор из избы.

Некоторые подруги, между прочим, тоже считают, что дочке о своем детстве Варя рассказывает напрасно.

— Варь, ну зачем ребенку это? Прости уже мать. Она же стареет, неизвестно, сколько ей отпущено. Любая встреча, любой разговор может оказаться последним… Говори только хорошее. Ведь и хорошее было наверняка в детстве, правда же? А всю эту чернуху зачем поднимать со дна? Все равно ничего уже не исправить…

— А почему я должна врать? – не понимает Варвара. – Чтобы мама выглядела идеальной, теперь еще и перед внучкой? Мать ведь даже «прости» мне ни разу не сказала. И сейчас считает меня виноватой в том, что я ее «позорю». Она всегда говорила: «Дети должны бояться. Иначе вырастут распущенными». В итоге просто лишила меня детства. Его у меня, беззаботного и счастливого, просто не было…

— Ты дочку бабушки лишаешь! – твердит Варе подруга. – Подумай об этом. Ну да, может быть, она была плохой матерью, и к тебе относилась не очень. Но Свету-то она любит. Тянется к ней…

Сейчас маме под семьдесят. Одинокая, больная. Конечно, тянется, вздыхает Варя. Кроме дочери и внучки, у нее никого. Сейчас старухе хочется на ручки. Чтобы хороводы водили, искренне заботились, звонили, узнавали, как здоровье, новости рассказывали, советов спрашивали. От дочери не сильно дождешься, видимо, так бабушка на внучку надеялась. А теперь выясняется, что дочь, поганка такая, внучку против настроила!

Теперь Варя с матерью не разговаривают. Мать считает дочь виноватой, обижается, дуется.

Варя мечется. Простить — значит предать себя. А не простить — лишить Свету бабушки. Может, подруга права? Зачем ребенку знать о скелетах в шкафу?

А вы как думаете? Стоит ли детям знать о «тёмных» страницах прошлого их родителей?

Или некоторые вещи лучше навсегда оставить в углу?