– …А чем ты, говорит, недовольна? – рассказывает про свекровь тридцатилетняя Лидия. – Ребенок же рад? – Рад… Ну конечно, он прыгает до потолка, ему три года исполнилось, что с него взять! А свекровь говорит – дороги не деньги, а внимание. Внимание она внуку уделила, с подарком именно ему угодила, а нам, родителям, угождать не обязана. А ты, говорит, меркантильная, все деньгами меряешь! Я уже думаю, может, я и правда неправа? Зря обиделась?
– У сына семья вообще-то! Дети! – стоит на своем Кристина. – Могла бы, по крайней мере, со мной это все согласовать. Позвонила бы, спросила, удобно ли нам с детьми, если Егор в субботу к ней приедет, нет ли у нас каких-то планов, может быть, удобнее в другой день... Я понимаю, что это из области фантастики, конечно. Она не такой человек. Если ей надо – все должны подвинуться, и точка…
— Дочь мне так и заявила — мол, если не будешь мне помогать с ребенком, на мою помощь в старости можешь тоже не рассчитывать! — рассказывает пенсионерка Мария Михайловна. — Вот так вот! А ничего, что я не обязана? Вырастила, выучила, на ноги поставила! Больше никому ничего не должна! А «зарабатывать» помощь в старости — это вообще за гранью!
– Я дочери говорю – Яна, ну назови мне хоть одну внятную причину развода, только не это вот твое «давно разлюбила»! – с возмущением в голосе рассказывает пятидесятисемилетняя Светлана Олеговна. – Что значит «разлюбила», тебе что, шестнадцать лет? У вас ребенок! Родила – все, живи с мужем, терпи. Тем более, в данном случае и терпеть-то нечего! Игорь замечательный муж, и папа отличный…
— ...Я очень стараюсь не надоедать ни сыну, ни невестке, не быть навязчивой! — рассказывает приятельнице пенсионерка Валентина Игнатьевна. — Никаких советов, указаний им, что ты! И в мыслях нет. Звоню пару раз в неделю, узнать, как дела у внучки, и то молодым в тягость. Как повинность отбывают у телефона. «Да, нет, нормально!» — и гудки. У невестки вообще слова лишнего клещами не вытащишь. Не знаю, почему. Ничего плохого я ей не делала, наоборот...
– Позавчера это все случилось, вечером! – рассказывает тридцатилетняя Галина. – Брат говорит, пришел с работы, ну, поздно, как всегда, в десять вечера где-то. Обычно ребенок у них уже спит в это время. А тут свет горит в квартире везде, и соседка-пенсионерка по комнате ходит, их сына на руках носит. У него, конечно, глаза по ложке – здрасте, говорит, а вы какими судьбами у нас, Нина Михайловна, и где Майя?..
– После второго развода я штампа в паспорте боюсь, как огня! – говорит подругам тридцатилетняя Кристина. – Ну потому что убедилась, что после него отношения портятся! Вот прямо на следующий день, как лампочка выключается!.. Правда, я нисколько не преувеличиваю... С точки зрения здравого смысла это необъяснимо, но это так. Мистика какая-то!
– Моя новая напарница на работе – очень хороший человек, – рассказывает знакомая, Тамара. – Но хороший человек – не профессия... Мне ее по–своему жалко, личная ситуация у нее сейчас очень непростая. Работа нужна, как воздух. При этом на своем месте она явно не тянет. Не знаю, почему! Я уже много раз пыталась и научить, и подсказать. И ее рядом с собой садила, и сама с ней усаживалась. Толку нет. Все равно приходится все за ней брать и переделывать...
– ...Да странно как-то все у этого Валеры, если честно! Предложение Оксане сделал, кольцо подарил. Стали обсуждать, когда заявление будут подавать, что со свадьбой делать. И тут Валера ей и говорит – надо перед регистрацией еще брачный контракт подписать. Оксана ему – зачем, мол? А он – ну как же, доходы у нас с тобой разные абсолютно, у меня зарплата в шесть раз больше твоей. Надо это, мол, зафиксировать, чтобы в случае развода совместно нажитое делить не 50 на 50, а хоть 70 на 30, например…
– А я все-таки набралась смелости в пятницу, сказала на работе о своей беременности! – рассказывает двадцатисемилетняя Радмила. – Откладывать-то некуда уже! С понедельника у меня дневной стационар, это минимум две недели больничного. Там уже праздники и декрет. Пусть думают, кому мне передавать дела…
– Муж говорит, не лезь к сестре, это ее жизнь, своего ума не вложишь, она взрослый человек, ей двадцать три года! – рассказывает тридцатипятилетняя Надежда. – Отстань, мол, от нее, занимайся своими делами… Ну как вот можно отстать? Я несу за нее ответственность, родителям обещала за ней присмотреть! Они звонят мне и спрашивают, как там Люба. А мне что отвечать? Говорю, что все хорошо, а на душе кошки скребут, потому что нифига там не хорошо! А что с этим делать, я не знаю…
...Перед свадьбой Надя предупредила жениха честно, что готовить не умеет, убирать не любит, а бардак ее не раздражает. Но, видимо, парень искренне полагал, что умение хозяйничать снизойдет на Надю сразу же после того, как они поставят штампы в паспорта...
– ...Не знаю, конечно, что она Миле говорит, но мне постоянно капает на мозг – надо общаться! Надо помириться! Она одна с детьми, ей сложно, не обижайся на нее. Ты старше, сделай шаг навстречу. Тем более, конфликт ваш яйца выеденного не стоит! Я говорю, мама, я не с кем не ссорилась, так-то! И мириться, в глаза заглядывать точно никому не собираюсь. И вообще, говорю, мама, я не хочу на эту тему говорить, закроем ее раз и навсегда!
Мама живет на соседней улице, но в гости к внукам не рвется совершенно. Младший, двухлетний, Танин сын ее даже успевает забыть от встречи до встречи, и каждый раз опасливо косится первое время на незнакомую пожилую женщину, редкую гостью. Если бы бабушка вздумала взять малыша на руки, возможно, он бы и ударился в рев. Но танина мама к детям особо и не лезет, к общему удовольствию. Тискать их и целовать абсолютно не в ее стиле.
– …Телефон у мужа зазвонил в восемь вечера, я разу поняла, что это Нина, ну, бывшая жена! – рассказывает тридцатипятилетняя Алла. – Так и оказалось. «Егор, спасай, мы заболели!» Старший из садика принес ротавирус, день она его лечила, к вечеру свалилась сама, и второй ребенок тоже. Егор поговорил, трубку положил и стал собираться. Я ему говорю – а тебе не кажется, что это чересчур вообще-то? Ты скорая помощь? Чем ты можешь помочь, кроме как нам заразу сюда принести? Но он поехал все равно. В двенадцать я ему набрала, говорю, ты когда вернешься? А он – ложись спать, меня не жди, тут все плохо, я останусь на ночь. Каково?