«Опять она названивает и втюхивает ребенка!» – ворчит про Катю бывшая свекровь

— Димка, у тебя совесть есть вообще или нет? Ребенок ждет. Ты сам когда-нибудь вспомнишь про сына? Я устала тебе напоминать! Мы тебя уже четвертую неделю ждем! — Катя даже не заметила, как повысила голос.

На том конце повисла короткая пауза — как всегда, когда ее бывший муж Дима не знает, что сказать. Или знает, но боится, что его мама услышит. За более чем десять лет знакомства Катя изучила экс-супруга от и до. Поэтому сейчас в красках представила, как он стоит в коридоре большой трёшки свекрови, прижимает телефон к уху и слушает, как она «втюхивает ему ребёнка». Слово это Катя и сама ненавидела, но оно прилипло после того, как она мельком услышала от Зои Павловны на заднем плане:

— Опять названивает! А вот не надо было разводиться. Тогда теперь жалеть бы не пришлось и втюхивать под любым предлогом ребенка… Жалеет теперь, да поздно.

Подписывайтесь на Телеграм-канал и на канал в МАХ с реальными историями из жизни от читателей!

Тогда у Кати в груди что-то обвалилось.
Но сейчас некогда было думать — Дмитрий наконец выдохнул:

— Ну давай… я приеду. В воскресенье устроит тебя?

Катя закрыла глаза.
Конечно, приедет. Когда она ему в сто пятый раз напомнит. Когда она уже сама себя будет ненавидеть за этот звонок. Ну почему от самого-то никакой инициативы? Неужели не хочет увидеть любимого сына?

С тех пор, как они развелись, прошел год. Катя вместе с четырехлетним на тот момент Егоркой остались в их съемной квартире вдвоём на втором этаже панельной пятиэтажки. Катя работает, Егор ходит в садик, который совсем рядом с домом – поэтому они и остались в той же двушке. Проще и удобней, район обжитой. Рядом поликлиника, через двор магазин, тут же и аптека. Все что надо для жизни.

Дмитрий же после развода собрал чемодан и уехал к матери. Ну кто бы сомневался… Собственно, и развелись они потому, что Дмитрий был «женат» на маме.

Катя вспоминала, как их брак медленно превращался в «семью из трёх взрослых»: она, он и Зоя Павловна. Свекровь звонила каждое утро — узнавать, что ели, куда ходили, во сколько спать легли, получили ли зарплату и сколько, сколько заплатили за свет и воду… Свекровь была в курсе всего и лезла во все щели.

— Ма, ну ты перебарщиваешь с контролем, нельзя так… – иногда нерешительно говорил Дмитрий. Свекровь не обращала на это никакого внимания. Тем более, что сын ей послушно все рассказывал.

Катю защитить от своей мамы Дмитрий тоже не мог.

— Катюш, ну потерпи. Ну вот такой человек она. Она ж как лучше хочет, от души.

От души — это когда она открывала дверцы шкафа и перекладывала вещи, потому что так будет удобнее.
От души — когда говорила, что у Кати «руки не из того места».
От души — когда советовала сыну «быть мужиком, требовать дома порядок и раздавать указания».

Катя честно терпела, пока сыну не исполнилось четыре года, все думала, что, может, наладится еще. а потом собрала Дмитрию чемодан.

После развода всё стало даже проще. Никто не стоит над душой, никто не учит жить.
Но был минус: Егор теперь видел отца только тогда, когда Катя сама звонила. Напоминала. Просила приехать:

— Дим, ты месяц его не видел. Он спрашивает меня постоянно, когда папа приедет.
— Ну, ты же понимаешь, у меня работа…
— Ты работаешь в десяти минутах пешком от нашего дома!
— Катя, ну… ладно. Давай ближе к выходным созвонимся. Могу, в принципе, в воскресенье приехать. Если ничего не случится неожиданного.

Её трясло. «Могу». Как будто одолжение делает… Причем, если Катя сама не позвонит в пятницу и не напомнит, Дмитрий даже не подумает приехать. Ну вот что это? Как будто она правда навязывается ему. Хотя это их общий ребёнок. Катя уверена: если бы она не трезвонила регулярно и не дергала бы горе-папашу, все отношения его с сыном давно бы сошли на нет.

Егор, в принципе, тоже привык, что папа живет отдельно и приезжает редко. Раньше расстраивался, сейчас только плечами пожимает. Хотя еще вспоминает, спрашивает. Ждет. Когда Дмитрий приезжает, сын светится, а Катя потом ещё неделю себя грызет: может, правда надо чаще звонить? Ну, подумаешь, выглядит это унизительно, ну и что? Это же в интересах ребенка.

В прошлый раз они виделись месяц назад. Егор тогда накануне встречи тяжело болел ангиной, немного пришел в себя к выходным.

— Мог бы приехать, проведать ребенка! – опять позвонила бывшему Катя.
— Слушай… я приеду в семь, – неожиданно сразу согласился Дмитрий. – Мы с мамой приедем. Она хочет тоже зайти. Минут на десять.
— Хм. Ну, не знаю. Это так необходимо?
— А что, нельзя?
— Ладно. Приходите…

Зоя Павловна была в своем репертуаре. Вошла, огляделась вокруг, хмыкнула, рассеянно поздоровалась с Егоркой, погладила его по голове. Дмитрий с сыном пошли играть с конструктором, но свекровь осталась с Катей на кухне. Катя достала из холодильника пирог, поставила на стол. Включила чайник.

— А у тебя ничего не меняется, – изрекла Зоя Павловна.
— Ну, как не меняется, – с усмешкой пожала плечами Катя. – Изменилось, и очень многое. Неужели вы не заметили, Зоя Павловна?
— Ой, вот только не надо из себя страдалицу делать. Сама же развелась. Твоя была инициатива.

Катя почувствовала, как внутри всё встало дыбом. Она? Развелась?
Нет. Они оба. Просто кому-то удобнее перекроить реальность.

— Зоя Павловна, я развелась не потому, что хотела. А потому что жить так дальше было невозможно.
— Ой, Катя… опять ты. Всё тебе кто-то виноват. А сама-то ты – что, идеал, что ли? Твоя доля вины в разводе тоже есть. А что, разве не так?

Катя молчала. Не потому, что не было, что сказать. А потому что не хотелось сцены при ребёнке.

Но свекровь не остановилась:

— Ты только одно пойми — если ты так будешь постоянно названивать Димочке, требовать, указывать, тянуть его сюда, он вообще перестанет приходить. Мужчины этого не любят.

Катя посмотрела на неё долгим, тяжёлым взглядом.

— А если я не буду звонить, то он сам вспомнит про сына?

Свекровь пожала плечами.

— Ну… мужики такие. Им надо дать пространство. Ты же постоянно давишь, наседаешь.

Катя сжала зубы.
Давит?
Она?
Человек, который раз в месяц просит отца ребёнка приехать?

Потом они пили чай все вместе — Егор так и просидел у отца на руках, пока не стал клевать носом. Дмитрий аккуратно уложил сына в кроватку. Катя стояла у двери, смотрела на эту сцену — и внутри било: «Вот же… вот… он может быть хорошим папой. Но только если я напомню. Если я дерну».

Когда они собрались уходить, Катя спросила — тихо, но чётко:

— Дим… ты сам когда-нибудь вспомнишь позвонить сыну?

— Кать, ну… я стараюсь, делаю, что могу. Работа… ты же знаешь, – отвел он глаза.

Катя кивнула. Да, она знает. Всё знает.

Свекровь натянула шарф и бросила напоследок:

— Вот ты опять начинаешь. Как будто сама без него не можешь.

Когда дверь закрылась, Катя присела на край дивана, посмотрела на спящего Егора. И вдруг поняла, что больше всего её мучает не злость. А именно это чувство — неприятное, липкое, унизительное: будто она каждый раз просит милостыню.

«Но если не я… то кто?» — подумала она.
Ребёнок-то маленький. Ему нужен отец. Даже такой. Даже ленивый. Даже удобный для всех, кроме него самого. Но и жить в этом ощущении «втюхивания» она тоже не может вечно.

Что правильнее — продолжать звонить и дергать Дмитрия, или оставить всё как есть и ждать, что бывший сам когда-то, может быть, вспомнит?

Вы бы как поступили на месте Кати: продолжали бы звонить ради ребёнка или прекратили бы — пусть отец сам проявляет инициативу?