Во время сложной беременности врачи советовали: «Не привязывайтесь к ребенку!». И теперь у Вики к малышу никакой любви

— Вика, так нельзя! — муж смотрел на Викторию с осуждением. — Ты же хотела малыша, вспомни. Он так тяжело нам достался. А теперь ты говоришь, что не хочешь быть матерью… Это как?

Она молчала, глядя в окно. Малыш проснулся, возился в кроватке, морщил нос, пускал пузыри, — а внутри Виктории не щёлкало ничего. Разве что досада на то, что ребенок уже не спит, и теперь до вечера нужно как-то его развлекать.

Они с Игорем три года шли к этой беременности — анализы, процедуры, бесконечные «давайте ещё попробуем». Когда тест наконец показал две полоски, Вике казалось, что под ногами провалилась земля: радость и ужас вперемешку.

Подписывайтесь на Телеграм-канал и на канал в МАХ с реальными историями из жизни от читателей!

На седьмой неделе она заболела бронхитом. Сначала решила, что просто простудилась, пошла к врачу. Сказала о беременности. Врач сообщила, что никакие лекарства ей пить нельзя, посоветовала ромашку и соленую воду для промывания носа. В итоге Вика допромывалась нос до стационара, куда ее привезли с температурой под сорок и ужасным лающим кашлем. Там уже лечили антибиотиками, невзирая ни на что.

— А что будет с ребенком? – спрашивала у врачей Вика.

— Сейчас надо вылечиться, – отводя глаза, говорили доктора. – Потом сделаем узи, посмотрим, как он там. Вообще… не привязывайтесь к ребенку. Будем надеяться, что все хорошо, но может быть по-всякому…

О беременности Вика, кроме мамы и мужа, никому не говорила. Мало ли как обернется. Бронхит вроде прошел, узи она сделала, по результатам оказалось все неплохо. Но уверенности в голосе врача она не почувствовала.

— Давайте подождем второго скрининга, – сказала врач.

Вика уже устала страдать и плакать, решила, что привязываться к ребенку на всякий случай не будет. Чтобы потом не было мучительно больно его терять. Шансов у малыша, похоже, было не так-то много.

Муж тем временем сказал о беременности своей матери.

— Делай аборт, – позвонила Вике свекровь. – Потом забеременеешь и родишь нормально. Ты так тяжело болела! Не надо рожать этого ребенка.

Вика свекровь не послушала, просто ограничила с ней общение. Ее ли это дело, советовать в таких делах, да еще так безапелляционно? Беременность проходила непросто. То и дело Вику укладывали в стационар на сохранение. Врачи, не таясь, говорили ей одно и то же:

—Ваша задача — сохранить беременность, а дальше посмотрим. Давайте не будем делать далеких прогнозов. День прошел нормально, и хорошо. Ситуация сложная. Как будет у вас, никто не скажет.

Большого оптимизма в их голосах Вика не слышала, поэтому продолжала свою тактику: не привязываться к малышу. Вообще забыть о беременности, не думать о ребенке. Она слушала докторов и словно ставила внутри себя заслон. День за днём. Неделя за неделей.

На втором скрининге она сидела в коридоре, сжимая бумажный стакан с водой, и думала: «Если скажут что-то плохое — как я вообще это переживу?»

Но скрининг прошёл нормально. Наступил момент, когда врачи вроде расслабились:
— Доносите. Всё неплохо.

А внутри ничего не менялось. Привязанность не росла. Там была пустота, аккуратно выстроенная врачебными предупреждениями.

Родила она в 38 недель. Не без приключений, но ребёнок кричал, дёргал кулачками, был живой, красный, настоящий. Когда её привезли в палату после родов, Вика лежала и смотрела в потолок, будто попыталась провалиться из собственного тела — лишь бы никто не заставлял чувствовать.

Она слышала, что где-то рядом плачет её ребёнок. Плакал отчаянно, как будто звал её. Но Вике казалось, что это происходит с кем-то другим. Потом дверь открылась, и вошёл муж — бледный, взволнованный, но счастливый. На руках у него был маленький комочек в одеяле.

— Викусь, смотри… наш сын, — прошептал он.

Он положил малыша ей на грудь, осторожно, с трепетом. Она смотрела на крошечное лицо, на крошечные пальчики… и не чувствовала того взрыва любви, о котором говорят.

Вика закрыла глаза и прошептала:
— Забери его, пожалуйста… я не могу. Я не готова.

Муж замер, будто его ударили. Но молча послушался.

А Вика осталась лежать со сжатыми зубами и мыслью, от которой она паниковала:
«Я мать. И я не чувствую ничего».

На выписке Игорь сиял так, будто выиграл олимпийское золото. А Вика смотрела на малыша в жёлтом нарядном конверте и ничего не чувствовала. Только усталость, страх и странное чувство, будто она держит чужого ребёнка.

Дома стало ещё хуже. Ночью Вика сидела над кроваткой, укачивая малыша, и повторяла про себя: «Ты мой. Мой. Я должна тебя любить». Но её слова не вызывали внутри ни тепла, ни дрожи — только тупое ощущение, что она играет роль, которую должна играть.

Игорь замечал, как она держит сына натянуто, как будто «по инструкции». Как с облегчением передаёт его ему. Как отводит взгляд, когда кто-то говорит «какой миленький».

— Ты в порядке? — спрашивал он тихо. — Я понимаю, что ты устала, но… ты такая отстранённая. Я не знаю, как помочь.

Он не обвинял, не кричал, не давил. Но в глазах его было разочарование, которого он сам, кажется, стеснялся.

А Вика думала: «А что, если это навсегда? Если я сломалась там, на этих угрозах и больницах? Если я не стану той матерью, которую от меня ждут?»

Дома Вика выполняла всё как робот: покормила, переодела, укачала. При малейшей возможности передавала малыша кому угодно: маме или мужу. Игорь ужасно переживал, пытался ее как-то расшевелить, даже к врачу отправил, провериться на предмет послеродовой депрессии. Никакой депрессии врач не обнаружила. Прописала гулять, отдыхать, высыпаться, назначила легкие успокоительные.

Ребенок был достаточно беспокойным, плакал, Игорь пытался его успокоить, укачать, искренне не понимая, чего он хочет. Ведь чистый же, сухой, не голодный.

— Ну чего ты плачешь, малыш? Чего ты хочешь, скажи? – спрашивал муж.

Вика смотрела на них и молчала. Потому что точно знала: ребенок хочет любви. Которой у нее нет.

Может ли женщина быть «плохой матерью» просто потому, что не давала волю чувствам в беременность? И что теперь делать Вике?

Комментарии (5)

Старые первыми

Новые первыми

Ек

ЕкатеринаЯ

3 минут назад
#162478